В преддверии праздника нашей Победы в ВОВ все, наверное, захотят написать о своих родителях, дедах и прадедах, воевавших за неё. Вот и я постараюсь внести свой посильный вклад в отстаивание правды о ней, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что мы – дети, внуки и правнуки победителей! И наши внуки обязательно понесут портреты своих прадедов – победителей на красной площади в рядах «БЕССМЕРТНОГО ПОЛКА»! Я представлю вам отрывок из моей будущей книги с рабочим названием: «Корней моих источник милый!».

…«Папа… Золотой человек с золотыми руками. На фабрике равных ему не было, как не было равных ему и в других организациях и предприятиях, где бы он ни работал. Но, к сожалению, золотые руки стоили по тем временам не денег, а литров.

Пройдя войну с июня 41 – го по июнь 46 – го года, от военно-морского училища, в котором проучился на подводника, до командира батареи, с полученным ранением во время совершения подвига, о котором есть ниже подтверждённая информация, и до связиста войск НКВД, получив ещё одно ранение,  которое не давало ему спокойно жить до самой смерти, он так и не научился быть твёрдым. И поэтому «благодарственные» литры потихоньку делали своё дело.

Но всё равно я его любила! Что трезвого, что пьяного. Правда, пьяным он нас "гонял по-черному". И бегали мы от него в основном в лесхоз, где тогда жила семья Бахревских (кто бы знал, что гораздо позже мы встретимся на ниве культуры), и в дом евреев - торговцев газировкой, которые с неохотой, но, всё же, укрывали нас. Но всё равно для меня лучшего папы не было. Я часто вспоминаю, как он катал нас на своём «трофейном мотоцикле BMV», привезённом с фронта. Сажал по пять, а иногда и по семь человек детей и ну – по  песчаным дорогам на Исаакиевское озеро. А грибником я стала в пять лет! Он в хорошую погоду всегда брал меня с собой. Мы вставали не так уж рано часов в семь (он всегда говорил, что его грибы никто не возьмёт, и так оно и было) и ехали в Тепёрки или в Трусово. Мы всегда возвращались только с полной корзиной.  Не представляю сейчас, как он иногда нёс на своей могучей шее меня, когда я начинала канючить: " Пап, я устала!", –  а  в руке или на плече – полную корзину – за  ремень.

 Вот уже мама всё реже и реже улыбается, потому что папа всё чаще и чаще приходит «навеселе». Уже нет той выхоленности ни в папиной одежде, ни в мамином внешнем виде. Всё-таки война и стрессы, перенесённые тогда, сделали своё пагубное дело. Подвиги не даются просто так. А он - вот он!!!

Корытин Николай Иванович 1922 г.р.

Звание: мл. сержант 
в РККА с 1941 года

№ записи: 24600850

Архивные документы о данном награждении:

I. Приказ(указ) о награждении и сопроводительные документы к нему

- первая страница приказ или указа

- строка в наградном списке

II. Учетная картотека

- данные в учетной картотеке

Медаль «За отвагу» 

Подвиг:
(это сведения из интернета)

После нашей Победы он ещё год (до 5 мая 1946 года) служил в Манчжурии. А как их туда везли, мы знаем только по фильму, почему-то целый месяц, сам  он об этом никогда не рассказывал, и знали мы только это, что он был в Манчжурии. Их зачем-то поили всю дорогу водкой. Отсюда и результат.

Первое же ранение он получил 2 марта 1942 года. Оно, судя по записи в военном билете, было тяжёлым, с повреждением берцовой кости. Когда мы с ним ходили купаться на Исаакиевское озеро, было очень видно и мне всегда было больно, сжимались все поджилочки, глядя на него. Оно мучило его до самой смерти. О нём он рассказывал мне только одно, что если бы не Руфина, лежать бы мне в поле мёртвым, как все неизвестные солдаты, истекши кровью. Вот и назвал меня, как и обещал ей, в её честь. А я, когда смотрю фильм «Они сражались за Родину» рыдаю, но смотрю, как бедная санитарочка тянет раненного бойца по изрытому бомбами полю и причитает: «Потерпи, миленький, я дотащу тебя… Да, что ж, вы такие боровы-то!», а потом снова: «Потерпи, миленький, я справлюсь!»  Вот и не могу я предать память своей тёзки. Каждый свой поступок соизмеряю с её: «А как же он-то смогла?!» Как только непогодь, они (оба ранения) ноют, а это ещё и гноится. В больницу он никогда не ложился – было стыдно – здоровенный мужик и в больнице. Поди покажи эти ранения – они ведь под брюками. Да и некогда. Семью, ведь, кормить надо. Так и занимался самолечением до конца дней. Боль – водкой  запивал, а гноящуюся рану – столетником заживлял. Второе ранение, чуть полегче, но тоже в левую ногу, и тоже сложное, он получил 2 января 1943 года. Видимо, после него, его отправили служить в 890 отдельную роту правительственной связи линейщиком –   надсмотрщиком.  А, с января по май 1946 – отдельный полк связи штаба НКВД – экспедитором. Меня пугает эта аббревиатура, но он был всего-навсего одним из связистов, которые иногда погибали, зажимая в своих губах провода для скорейшего восстановления связи. Да и Победа без неё (этой аббревиатуры) не состоялась бы.

Его знания тонкостей и талант подводника почти не пригодились на войне. Но со своей матросской формой он не расставался, пока не износил её в прах. На все праздники он её надевал. А в его подводном свитере, ещё ребёнком, ходила даже я, как в платье. Его грудная клетка была устроена так, что в ложбинку, где находилось солнечное сплетение, у него ложился спичечный коробок. И он часто, по нашей просьбе, показывал нам «Ваньку – встаньку». Когда надует живот, коробок ложится в эту ямку, а когда уберёт его, коробок встаёт. И всё это ещё и гремит, ведь, спички там тоже кувыркаются. Для нас это был аттракцион хохота.  И мы с младшенькой сестрой мучали его своими просьбами: «Пап, ну, давай, ну покажи Ваньку – встаньку!»… Эти «деформированные» лёгкие ему позволяли пройти нашу Клязьму под водой с камнем! Никогда не забуду этого. Да, и у меня лёгкие такие, что весь двадцати пяти метровый бассейн переплывала под водой, на удивление всем окружающим, после чего здоровые парни пробовали, да не могли повторить моего заплываJ. А я просто не умею плавать по воде, она меня не держит. Мне легче было, да и интересней, плавать под водой, потому что я плавала с открытыми глазами. И это всё от папы! Мои внуки тоже этому учатся, но пока не очень получается. Зато, они умеют плавать ПО воде.

Став уже взрослой девушкой, я часто любовалась репродукцией картины «Неизвестная» Ивана Крамского, которая висела у нас над умывальником. Как-то папа, увидев это сказал: «Ты будешь такой же!» Я никогда не старалась подражать ей, но всегда помнила, что он хотел этого.

Умер мой папа в октябре 1982 года от гломерулонефрита в больнице. Как написано в талоне к сопроводительному листу, он был «взят с улицы», с двухсторонней почечной коликой. Пролежав в больнице очень долгое время, он тихо почил. Я к тому времени уже была замужем, поэтому, к моему стыду, очень редко навещала его там (прости меня, неразумную и злую, папочка!),  а мамы уже пять лет, как не было. Став взрослой, я начала к его выкрутасам относиться жёстче, но, тем не менее, я всё же оставалась любящей дочерью. Даже сейчас моё сердце, уже оттаяв от наших обид на него, не может мне простить его одинокой кончины.  Вот и говорю я своим внукам: «Любите своих родителей, независимо ни от чего, чтобы потом сердце не разрывалось от боли и стыда!» Вечная вам память, мои дорогие!

И когда, став уже директором ДК, я готовила праздники Победы, я всегда помнила и гордилась тем, что и мой отец внёс в неё вклад!

Руфина Жеребцова